- Тут есть лампа?
- Кажется, да. За дверью.
Дрожа, он порыскал в мусоре и нашел лампу. Затем чиркнул кремнем, чтобы высечь искру для свечи.
После всего этого шума в тюрьме стало тихо. Несомненно, там решили, что привели новых заключенных.
Когда глаза Росса привыкли к темноте, он увидел, что они в коридоре. С одной стороны окно пропускало слабый свет заката. С другой стороны располагались камеры, точнее клетки. Всего три или четыре, и все очень маленькие. Когда фитиль наконец занялся и свеча разгорелась, он увидел, что самая большая камера - не больше трех ярдов в поперечнике. В каждой из них находилось около десятка осужденных. Между прутьями виднелись кошмарные лица.
- Очаг эпидемии, - сказал Дуайт, спускаясь вниз и прижимая к носу платок. - Боже, какое оскорбление человеческого достоинства! Здесь есть канализация? Медицинская помощь? Или хотя бы дымоход?
- Послушайте, - сказал тюремщик у двери, - тут болезни и лихорадка. Мы сами скоро заразимся. Давайте выйдем и вернемся сюда завтра.
- В какой камере Картер?
- Да откуда мне знать. Я не отличу одного от другого. Ищите сами.
Подталкивая тюремщика с дрожащей лампой перед собой, Росс последовал за Дуайтом. В последней, самой маленькой камере, находилось полдюжины женщин. Им едва хватало места, чтобы прилечь. Грязные, истощенные, в лохмотьях, как странные черти, они завывали и визжали - те, кто мог стоять - и просили денег и хлеба.
Ощущая ужас и тошноту, Росс вернулся к заключенным-мужчинам.
- Тихо! - крикнул он, пытаясь успокоить все возрастающий гвалт. Понемногу шум утих.
- Среди вас есть Джим Картер? - выкрикнул он. - Джим, ты там?
Ответа не последовало.
Затем послышался лязг цепей, и кто-то сказал:
- Он здесь. Но не в состоянии говорить сам.
Росс подошел к средней камере.
- Где?
- Тут.
Заключенные отошли от решетки, и лампа тюремщика осветила две-три фигуры, лежащие на полу.
- Он... умер?
- Нет. А тот, что рядом, да. У Картера сильная лихорадка. И его рука...
- Перенесите его к решетке.
Они так и сделали, и Росс посмотрел на человека, которого бы не узнал: изнуренное лицо со всклокоченной черной бородой было покрыто пятнами красной сыпи. Джим всё время дрожал и бормотал себе под нос в бреду.
- Это сыпной тиф, - пробормотал Энис. - Самый пик. Сколько он уже болен?
- Не знаю, - сказал другой заключенный. - Мы потеряли счет дням, как вы понимаете. Возможно, неделю.
- А что у него с рукой? - резко спросил Энис.
- Мы пытались вылечить лихорадку, пуская кровь, - сказал осужденный. - К сожалению, рука загноилась.
Дуайт посмотрел на бредящего, потом на говорившего.
- За что ты здесь?
- О, не думаю, что мой случай может вас заинтересовать, хотя при более удачных обстоятельствах я мог бы поразвлечь вас от скуки на часок. Когда кто-то не имеет выгод наследства, то иногда вынужден добывать себе пропитание при помощи методов, которые ваша профессия, сэр, предпочитает держать в тайне. Естественно, что...
Росс поднялся.
- Открой дверь.
- Что? - спросил тюремщик. - Зачем?
- Я забираю его. Ему нужен медицинский уход.
- Но он отбывает наказание по приговору и ничто...
- Проклятье! - гнев Росса вырвался наружу. - Открой дверь!
Тюремщик попятился к решетке, огляделся в поисках путей к отступлению, но не нашел их, и его глаза снова встретились с глазами человека, стоящего перед ним. Он быстро повернулся, повозился с огромными ключами, потея, и в спешке отпер дверь.
- Вынеси его отсюда, - приказал Росс.
Дуайт и тюремщик вошли, их ноги скользили по испражнениям на мокром земляном полу. К счастью, Джим не был прикован к другому заключенному. Они подняли его и вынесли из камеры и из тюрьмы, Росс шел следом. Его уложили на траву, и тюремщик, спотыкаясь, поплелся обратно, чтобы запереть двери.
- И что теперь? - Дуайт вытер лоб.
Росс взглянул на то, что когда-то было человеком, а теперь шевелилось в полутьме у их ног, потом несколько раз глубоко вдохнул свежий чистый вечерний воздух, что как благодать долетал с моря.
- Каковы его шансы, Дуайт?
Дуайт сплюнул.
- Он может пережить лихорадку. Но вмешательство того дурака... хотя он и хотел как лучше. Эта рука убивает его.
- Мы должны отнести его куда-нибудь в помещение. Ночь здесь он не переживет.
- В "Белый олень" его не пустят. Это как попросить их впустить прокаженного.
Тюремщик снова запер тюрьму и стоял у двери, озлобленно наблюдая за ними, но ближе не подходил.
- Где-то должен быть сарай, Дуайт. Или комната. Не все же бесчеловечны.
- Приходится такими быть, когда дело касается тифа. Это вопрос самосохранения. Наш единственный шанс, я бы сказал, это конюшни. Лучше неподалеку от тюрьмы, чтобы тюремщик сразу же не сообщил о наших действиях.
- Может, в городе есть больница?
- Ни одна больница не примет такого пациента.
- Со мной всё будет в порядке, Джинни. Меня не поймают, - хрипло пробормотала фигура у их ног.
- Дай руку, - Росс присел, - мы должны куда-то его пристроить, и немедленно.
- Смотрите, чтобы он на вас не дышал. Его дыхание сейчас смертельно опасно.
Когда они его раздевали, Джим смеялся. Это был своеобразный ворчливый прерывистый звук. Джим то и дело принимался бормотать что-то бессвязное, сначала разговаривая с заключенным, потом с Ником Вайгасом, затем снова с Джинни.
Они нашли амбар (весьма старый: судя по постройке, из ранних лет существования города) и завладели им, выгнав кур, двух мулов и повозку, прежде чем сообщили об этом фермеру-хозяину. Затем подкупом и угрозами усмирили его гнев. Они купили у него два одеяла, две чашки, молоко, бренди и развели костер в конце сарая - фермер с криками вернулся, но, устрашенный тифом, больше ничего не предпринимал.